Тертуллиан

О молитве Господней

I

     Дух Божественный, Слово Божественное, Премудрость Божественная: изречения сии означают то же, что Слово Премудрости и Премудрость Слова и Духа. Господь наш Иисус Христос, Слово-Бог, даровав новым ученикам Своим Новый Завет, преподал им и новый образец молитвы, к которому бы могло быть применено сказанное Им: "никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани... и не вливают также вина молодого в мехи ветхие" (Мф.9.16-17).
     Все прежнее изменено, как-то обрезание; пополнено, как-то закон; совершено, как-то пророчества. Новая благодать Божия все плотское применила на духовное, отерши, так сказать, Евангелием своим всю древность, как бы губкою. В сем отношении Господь наш показал, что Он есть Дух Божий, Слово Божие, Премудрость Божья, Дух Превозмогающий, Слово Поучающее, Премудрость Оживляющая. Молитва Господня основана на сих трех началах: слово есть устная молитва, дух составляет силу и сущность ее, премудрость просвещает. Иоанн Креститель научил также учеников своих молиться, но он приготовлял только пути Господни, доколе Христос, по предсказанию Иоаннову, возрастет, он же молиться будет (Ин.3.30), и доколе дело Иоанново не совершится в нем Духом Святым. Посему-то молитвы, преподанные Иоанном ученикам своим, не дошли до нас; ибо все, что было от земли, долженствовало преклониться пред Тем, Кто исшел от неба. "Приходящий свыше и есть выше всех; а сущий от земли, земной и есть и говорит, как сущий от земли: Приходящий с небес, есть выше всех" (Ин.3.31). Действительно, что от Христа исходит, — есть пренебесная истина: преподанная Им молитва Господня — Божественна.
     Рассмотрим, возлюбленные братья, сокровенную тут премудрость Того, от Кого Он послан. Во-первых, Он повелевает нам молиться втайне (Мф.6.6), дабы человек знал, что Бог может слышать и видеть его всюду, в самых скрытых местах. Ему угодно, чтобы верующий не выказывал пред всеми веры своей, но довольствовался бы одним тем, что молитва его услышана Тем, Кто может внимать ей повсеместно. Подивимся также премудрости Его в том, чему Он учит нас вслед за тем. Вере и скромности приличествует обращаться к Богу не с многогласием, ведая, что Он никогда не оставит Своих без покровительства: краткая молитва становится превосходна и совершенна, когда кто вникнет в дух ее. Чем более кратка она на словах, тем обширнее в смысле: она не ограничивается долгом молитвы, состоящим в почитании Бога и в прибежище к Нему, но содержит в себе все почти нравоучения Господа нашего, все благочиние Церкви Его: она есть сокращение всего Евангелия.

II

     Она начинается тем, что свидетельствует о присутствии Бога и о силе — веры нашей в Него, когда мы говорим: "Отче наш, сущий на небесах!" Сими словами мы вместе и молимся Богу и изъявляем веру нашу в Него, именуя Его Отцом, как-то в Священном Писании сказано: "...верующем во имя Его, дал власть быть чадами Божиими" (Ин.1.12). Господь наш в поучениях Своих весьма часто именует Бога Отцом. Он велит и нам никого не называть отцом нашим, кроме Того, Который на небесах. Таким образом, начиная молитву Господню, мы уже исполняем одну из Его заповедей. Израиль был укоряем за то, что не познал Бога: "...Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня" (Ис.1.2). Мы, говоря "Отче", исповедуем вместе и Бога. Имя сие знаменует и любовь Его и Его могущество. В Отце мы призываем и Сына, Который Сам сказал: "...Я в Отце, и Отец во Мне..." (Ин.14.11): призываем также и Церковь, матерь нашу, которая одна утверждает то отношение, какое существует между сими двумя Лицами. В одном сем слове Отец, мы почитаем Бога и Святых Его, повинуемся заповеди и осуждаем тех людей, которые забывают Отца своего.

III

     Имя Бога Отца было прежде неизвестно в мире. Когда Моисей вопросил Бога, кто Он, то Он назвал Себя тогда другим именем. Имя Отца открылось для нас в Сыне Его, Который, по пришествии Своем, дал Богу новое имя, как-то Сам Он говорит: "...открыл имя Твое человекам..." (Ин.17.6). А потому мы и молимся: "...да святится имя Твое...". Так молимся мы не для того, чтобы людям прилично было желать каких-либо благ Богу, Которому никто ничего пожелать не может, и Который не нуждается ни в чьем благоволении. Мы должны благословлять Бога во всякое время и на всяком месте за изливаемые от Него на людей благодеяния: не желания, а признательность должны мы Ему изъявлять. Не святится ли имя Божие всегда само собою? Бог освящает всяческая: пред престолом Его лик Ангелов с коленопреклонением вопиет: свят, свят, свят! Мы сами, будучи обязаны добрыми делами своими уподобляться Ангелам, должны лепетать сию вечную песнь, и приучаться к ней здесь, доколе некогда воспоем ее на небесах. Вот, что надлежит нам делать для славы Божией. Что же касается, собственно, до молитвы, то она состоит в том, чтобы просили Бога, да святится имя Его в нас, преданных уже Ему, в тех, которых благодать Его еще не осенила. В сем случае мы повинуемся заповеди, повелевающей нам молиться за всех, и даже за врагов наших. Посему-то молясь, да святится имя Божие в нас, мы молимся и о том, чтоб оно святилось во всех человеках.

IV

     После сего мы присовокупляем: "...да будет воля Твоя и на земле, как на небе...". Под сими словами не должны мы разуметь, чтобы какое-либо препятствие могло мешать исполнению воли Божией, но просим, чтобы она исполнялась особенно в нас и во всех людях. Вникнув хорошо. в смысл слов сих, мы увидим, что говоря о плоти и духе нашем, мы сами составляем небо и землю. Приемля изречение сие даже и буквально, смысл его останется один и тот же, то есть, да будет воля Божия в нас на земли, дабы она исполнилась в нас и на небесах. Нет сомнения, что воля Божия состоит единственно в том, чтобы мы соблюдали Его закон. Мы просим Его, чтоб Он благоволил вселить в нас сущность и могущество Своей воли, дабы мы спаслись на земле и на небесах, потому что высочайшая воля Его есть доставить спасение чадами, Им усыновленным. Сию-то волю Божию Господь наш старался совершить посредством Своих поучений, деяний и страданий. Он Сам сказал: "...не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца" (Ин.5.30). Все деяния Свои производил Он по воле Отца Своего. Он предложил нам последовать Его примеру, и подобно Ему проповедовать, работать и страдать до самой смерти. Чтобы все сие исполнить, нам нужна благодать и воля Божия, и мы говоря: да будет воля Его, испрашиваем у Него, чтоб Он был к нам милостив, потому что воля Божия никогда не может быть для нас вредною, хотя бы за грехи наши была и строга. Таким образом, слова сии должны заставить нас даже и страдать, если надобно. Господь наш, желая показать нам, что немощь плоти нашей заключается и в Его плоти, произнес: "...Отче! о если бы Ты благоволил прочесть чашу сию мимо Меня!..." —потом тотчас же присовокупил: "...впрочем не Моя воля, но Твоя да будет" (Лук.22.42). Он усвоил Себе волю и могущество Отца Своего на тот конец, чтобы научить нас переносить и с нашей стороны долю страдания.

V

     Да придет Царствие Твое. Молитва сия, как и предыдущая, имеет тот же смысл: да придет или да будет Царствие Твое в нас. Бог всегда и везде — Царь: в руке Его сердце царево. Все то, чего ни желаем мы себе, нам должно к Нему относить, в Нем освещать, от Него ожидать. Но если пришествие Царствия Божия согласно с Его волею, и требует конца мира сего, то зачем просим мы Его иногда, чтоб Он продлил дни наши на земле? Царствие, испрашиваемое нами у Него, есть конец времен, исполнение веков мы молим Его о скорейшем вступлении в сие Царствие, а, следственно, и о недолгом задержании нас в рабстве. Если бы молитва сия и не имела в точности такого смысла, то мы должны бы были ей придать его из пламенного желания нашего достигнуть цели всех наших надежд. В Апокалипсисе сказано, что души под алтарем вопиют к Господу: "...доколе, Владыка святый и истинный, не судишь, и не мстишь живущим на земле за кровь нашу" (6.10)? Но мщение получат они не прежде, как в день Суда. О, Владыко, Господи! Ускори пришествие Твое, не отлагай Царствия Твоего: в сем состоят желания христиан, смятение язычников, торжество Ангелов. Для Твоего Царствия мы страждаем, о Твоем Царствии мы молим Тебя.

VI

     С каким искусством премудрость Божия расположила различные части сей молитвы? После небесных вещей, то есть, после воли и Царствия Божия, следуют вещи земные, соответственно устроению той же премудрости. Господь сказал: "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф.6.33). Посему-то вы и должны давать духовный смысл сим словам: "Хлеб наш насущный дай нам на сей день...". Хлеб есть жизнь, а жизнь есть Христос. "Я есмь хлеб жизни..., — говорит Он, — ...хлеб Божий есть Тот, Который сходит с небес, и дает жизнь миру" (Ин.6.33,35). Хлеб означает также и Тело Христово: "...сие есть Тело Мое" (Мф.26.26). Стало быть, прося у Бога хлеба насущного, мы просим Его быть всегда участниками тела Христова и пребывать с Ним неразлучно. Но приемлется также и буквальный смысл сей молитвы, согласующийся совершенно с существом дела. Мы просим о хлебе, который только и нужен для жизни: "Потому, что всего этого ищут язычники" (Мф.6.32). Господь также сказал: "Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень" (Мф.7.9)? Сим показывает Он, чего собственно дети имеют право ожидать от отцов своих. Говоря: "...дай нам на сей день...", — мы равномерно повинуемся заповеди Его. "Не заботьтесь о завтрашнем дне"..., — говорить Он (Мф.6.34). Господь изъяснил сие притчею о неком богатом человеке, у которого был хороший урожай в поле, и который собрал много блага на лета многа, и в туже ночь умер (Лк. 12.16-20).

VII

     Помолившись Богу о щедродательности, весьма естественно обратиться к Его милости и милосердию. К чему послужит нам пища, если мы станем только насыщаться ею подобно животному, обреченному на убиение? Бог ведает, что Он един безгрешен, а потому и велит нам далее молиться: "И прости нам долги наши...", то есть, прости нам наши прегрешения. Просить прощения значит то же, что исповедывать грехи и каяться. Это нас научает, что покаяние благоприятно Богу, предпочитающему его смерти грешника. На преобразовательном языке Священного Писания долг знаменует грех, потому что, согрешая, мы навлекаем на себя казнь или долг страдания, который должно заплатить, и который строго взыщется когда не будет нам оставлен, подобно как Господь отпускает долг рабу в притче, служащей нам наилучшим уроком нравственности (Мф. 18.23-34). Раб сей, над которым Господь умилосердился, оказался жестоким против собственных должников; почему был призван к ответу и предан от Господа "...истязателям, пока не отдаст ему всего долга...", то есть, доколе не будет наказан за малейшие свои грехи. Вот почему нам надобно прощать оскорбляющим нас, и почему мы молимся: "...прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим". Спаситель сказал: "...если будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный" (Мф.6.14), короче сказать: прощайте, и вам простится. Когда Петр спросил Его, прощать ли брату до семи раз, Господь повелел прощать до седмижды семидесяти раз (Мф. 18.21-22). Таким образом, закон был с сей стороны усовершенствован, ибо в книге "Бытие" (4.24) сказано: "Если за Каина отметится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро".

VIII

     Для пополнения столь краткой молитвы, испросив у Бога прощения прегрешений наших, мы молимся Ему, чтоб Он не допустил нас к содеянию новых грехов: "...и не введи нас в искушение...", то есть, не попусти, чтоб искуситель нами овладел и управлял. Не надобно тут думать, чтобы Бог Сам хотел нас искушать, дабы испытать веру нашу, весьма Ему известную, а, тем менее, дабы доставить нам случай пасть. Невежество и злоба свойственны одному сатане. Не для искушения, но для явления веры Авраамовой, Бог повелел сему праведнику принести в жертву сына своего, дабы, примером сего Патриарха доказать то, чему впоследствии намерен был нас научить, то есть, что надобно Бога предпочитать ближайшим своим родным. Господь допустил сатану искушать Самого Себя, дабы показать нам в нем настоящего виновника искушения. Позже Он заявил то же самое следующими словами: "...молитесь, чтобы не впасть в искушение" (Лк.22.40). Действительно ученики, оставившие Господа своего, подвергались великому искушению, предпочитая сон молитве. Почему и прибавляется в Господней молитве: "...но избавь нас от лукавого" (от всякого зла): это есть некоторый род изъяснения на предыдущую мольбу.

IX

     Скольким заповедям повинуемся мы, произнося сию молитву! Сколько заключает она в себе изречений, притчей и наставлений, извлеченных из Евангелия Господня! Сколько в ней предписаний из Пророков, Евангелистов и Апостолов! Мы исполняем дело поклонения, именуя Бога Отцем нашим; дело веры, прославляя Его; дело покорности, желая соблюсти волю Его; дело надежды, призывая Его Царствие; дело раскаяния, прося о прошении грехов; дело смирения, испрашивая покровительства Его против искусителя. И что тут удивительного? Один Бог мог научить нас, как Ему молиться. Сам Он установил сию молитву, одушевляемую и оживотворяемую Святым Его Духом, исходящую из Божественных Его уст, восходящую к небесам силою пренебесного Его естества, и лично получающую от Отца все то, чего Сын научил нас у Него просить.
     Сообщив нам сию общую молитву, Господь, предвидевший все нужды человечества, в заключение говорит: "Просите, и дано будет вам..." (Мф.7.7). Таким образом, каждый может приносить различные молитвы, соответственно своим надобностям, начиная всегда молитвою Господнею, которая есть основная, коренная молитва. Обстоятельства составляют часто меру наших желаний: смотря по ним, можно просить обо всем, что угодно, не забывая только заповеданной Самим Богом молитвы, и опасаясь, чтоб Он не перестал слушать нас, когда мы будем пренебрегать Его повелениями.

X

     Исполнение заповедей отверзает небесные двери молитве, которая есть первейшая заповедь. Прежде, нежели приступим мы к алтарю, нам надобно примириться с братом (Мф.5.24). С сердцем, исполненным вражды и ненависти, можем ли мы приблизиться к Богу мирному? Можем ли просить Его, чтоб Он простил нам, когда мы другим не прощаем? Гневающийся на брата своего, может ли умилостивить Отца своего, воспретившего нам искони всякую ненависть и всякий гнев? Иосиф, посылая братьев за отцом своим, советовал им, в особенности, не гневаться на пути (Быт.45.24). Совет сей относится ко всем нам: по смыслу учения нашего, путь наш есть путь спасения, и, следовательно, — путь молитвы; стало быть, мы не должны молиться с гневным сердцем. Господь наш, пришедший не разорить, а исполнить закон, пополнил его, сказавши:
     "...всякий, гневающийся на брата своего, напрасно, подлежит суду..." (Мф.5.22). Апостол также дает знать нам, что "всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца..." (1Ин.3.15). Великая дерзость была бы с нашей стороны проводить целые дни без молитвы, или молиться, имея сердце, исполненное ненависти. Мы должны очистить себя не только от гнева, но и от всякого дурного помысла, прежде нежели станем молиться, потому что молитва наша должна исходить от столь же чистого духа, как чист и Дух Святой, к Которому она обращена. Нечистый дух не может услышан быть Святым Духом. Так, например, угрюмого человека не может слышать и уважать человек веселый и кроткий. Никто не захочет ни принять ни усвоить себе того, что ему противно.

XI

     Впрочем, как можно допустить, чтобы для молитвы нужно было умыть только руки, а, между тем, совесть оставить неочищенною? Тут умыть руки значит в духовном смысле то, чтоб они чисты были от крови, убийства, жестокостей, идолопоклонства и всех других скверн, которые, зарождаясь в духе, исполняются посредством рук. Вот истинная духовная чистота, необходимая для молитвы, а не плотская чистота, которую соблюдают известные суеверные люди, поставляющие за долг сходить в баню, прежде нежели приступят к молитве. Восходя к происхождению сего обычая, я нахожу, что ввел его, по-видимому, Пилат, умывший руки свои, предавая Христа на смерть (Мф.27.24). Но мы поклоняемся Богу, а не предаем Его: нам надлежало бы даже воздержаться от подражания примеру Пилата, предавшего Его, и не умывать беспрерывно рук, разве когда это служит знаком нашей внутренней чистоты.
     Руки наши всегда останутся довольно чистыми, потому что они вместе с нашим телом и душою омыты кровию Христовою. Израильтяне всякий день моют все тело свое, но никогда чисты не будут: руки их никогда не очистятся от крови Пророков и от крови Иисуса Христа. Сознание преступлений отцов их также не позволяет им подымать руки свои к небу, дабы новый Исаия не воскликнул к ним: "Увы, народ грешный..." (1.4) или бы и Сам Иисус Христос не возгнушался ими. Но мы свободно подымаем и простираем руки к небу, подобно как Христос простер их на кресте, и в сем униженном положении смело исповедуем Господа нашего.

XII

     Упомянув о сем бесполезном обычае, нельзя не сказать несколько слов и о некоторых других подобных поступках, не заповеданных нам ни Христом, ни Апостолами, и долженствующих быть для нас запрещенными потому, что они отзываются более идолопоклонством, нежели религией. Так, например, иные, приготовляясь к молитве, скидают с себя мантию, а другие во время молитвы считают долгом своим не стоять, а сидеть: то и другое исполняют язычники, и нам не приходится им подражать. В особенности не прилично молиться сидя, в то время как пред Богом предстоят тьмы Ангелов со страхом и трепетом: это показывает, как будто мы молимся поневоле, с небрежением, в усталом положении .

XIII

     Как скромность и смирение суть наилучшие свидетели пред Богом, то, молясь, не должны мы слишком подымать рук и размахивать ими. Не следует также возвышать главу с самонадеянностью. Вспомним, что мытарь, "...стоя вдали, не смел даже глаз поднять на небо... сей пошел оправданным в дом свой..." паче горделивого фарисея (Лк. 18.13-14). Равным образом, приличие требует тише произносить молитву, потому что нет надобности взывать велегласно, дабы услышало нас небо. Бог внемлет не голосу, но сердцу. Сам даже демон Пифийского оракула говорил: я понимаю немых и не говорящего слышу. Думаете ли вы, что уши Божие требуют шумных речей? Как же мог бы Он услышать тогда Пророка Иону во чреве кита, Иону, которого голос должен был пройти чрез внутренность ужасной рыбы и из глубины бездны проникнуть сквозь воды до самого неба? Какую могут иметь выгоду молящиеся велегласно, кроме разве того, чтобы быть услышанными своими соседями? Не тоже ли это, что молиться громко при публике?

XIV

     Еще другой обычай вошел в силу. Люди, соблюдающие пост, по совершении общей молитвы, воздерживаются давать брату своему лобзание мира, которым обыкновенно оканчиваются благочестивые наши собрания. Но когда же нам лучше оказывать любовь к братьям нашим, как не в то время, когда они приходят вместе с нами и даже за нас молиться Богу Молитва несовершенна, если не сопровождается лобзанием мира. Мир с братьями нашими не может мешать нашим обязанностям к Богу. Какое это благочестие , когда мы возвращаемся домой не в мире со всем светом? Какой бы ни был предлог означенному обычаю, он не должен превозмогать над заповедью, повелевающей нам не выставлять постов наших напоказ; воздерживаясь же давать лобзание братьям, мы объявляем, что постились или постимся. Впрочем, если вы имеете какую-либо основательную причину следовать сему обычаю, то воздерживайтесь дома давать лобзание, живущим с вами под одною крышею, где трудно поститься вам в тайне, но после общих молитв, и всякий раз, когда вы только можете скрывать свой пост, не забывайте заповеди. Сим способом вы и вне соблюдете благочиние, и внутри сохраните свой обычай. В день Пасхи, когда все постятся, вы можете обойтись и без лобзания мира, потому что тогда нет надобности скрывать того, что все делают .
     Иные полагают, что во время богослужения при дневных стояниях не следует приносить бескровной жертвы, под тем предлогом, якобы, причащение прерывает и даже прекращает стояние. Но не заблуждается ли тот, кто думает, что Евхаристия может останавливать, а не усугублять наши обязанности? Когда приемлем мы Тело Христово, то причастие к оному отнюдь не освобождает нас от исполнения других обязанностей. Стояния наши заимствуют имя свое от военных стоянок или постоев. Ясно, что мы, составляя воинство Христово, не должны ни от радости, ни от печали прерывать своих стояний. Когда мы радостны, то можем исполнять долг свой тем с большею охотою; когда же имеем причину сетовать, то должны бодрствовать тем с большею бдительностью.

XV

     Относительно одеяния женщин в церквах, человеку, и особливо столь маловажному как я, неприлично говорить что-либо после святого Апостола, если бы я и не опирался на слова Апостола самого. Петр, одушевленный тем же Духом, каким и Павел, изъясняется точно так же и столь же ясно, как и сей последний: "Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде..." (1Пет.3.3).
     При входе в церкви наши можно подумать, будто бы благочиние наше не требует чтобы девицы являлись под покрывалом. Люди, желающие чтобы девицы были с откровенною главою (1 Кор. 11.5), стараются доказать, что Апостол, повелевая женам покрываться, разумел тут не весь женский пол, но одних замужних женщин, и что, не наименовав при сем случае девиц, тем самым изъял их от такой обязанности. Они говорят, что Апостол не обинуясь мог бы прямо сказать: жены и девицы или весь женский пол.

XVI

     Рассуждающие таким образом, должны бы припомнить, что в древнейших писаниях имя жены всегда означало весь женский пол, а не часть его. Бог назвал Еву женою, прежде даже, нежели познала она мужа, и чрез то ознаменовал пол ее в общем виде. А как Ева, прежде, нежели познала мужа или прежде замужества, названа женою, то имя сие, очевидно, приличествует и девицам. Апостол вдохновенный тем же Духом, каким исполнена книга "Бытие" и прочие Писания, должен был выражаться в том же смысле, и наименовал женами всех уподобляющихся Еве, когда она была еще девою. Впрочем, не отличив тут девиц, как-то сделано в другом месте, где речь идет о замужестве (1 Кор. 7.36), он показал тем, что не хотел их исключать, потому что, кто умел отличить девиц от жен, и дать тем и другим свойственные имена, когда дело шло о различии их, тот, конечно, не желал, чтоб они были отличаемы, когда он не именует их особо. Слова Апостола весьма ясны: "...всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову..."(1Кор.11.5). Говоря, всякая жена, он не делает никакого исключения, точно так же, как не исключает никого из мужчин, говоря, что "...муж не должен покрывать голову..." Подобно как под именем муж надлежит понимать, что весь мужеский пол, не исключая и юношей, должен быть с открытою головою, так и под именем жены мы должны разуметь, что имя сие заключает в себе также и женщин не замужних, то есть, девиц, которые должны покрывать себя, как и все прочие женщины. В том и другом поле молодые люди управляются одинаковым со старшими законом. Если девицы станут открывать головы, то следует и юношам носить покрывало, потому что о них особого на сей счет повеления не дано. Если девица — не жена, то и юноша — не человек или не муж.
     Далее сказано, что жена должна "...иметь на голове своей знак власти (то есть, знак мужней власти или покрывало) над нею, для Ангелов" (1 Кор. 11.10). Можно ли же полагать, чтоб это относилось только к женщинам замужним или потерявшим девство от прелюбодеяния? Разве Ангелы не могут любить девиц? Итак, нет сомнения, что Апостол под именем жен разумел и девиц, так как и те и другие одинакового рода.
     Когда он говорит, что самое естество "...учит вас, что... если жена растит волосы, для нее это честь, так как волосы даны ей вместо покрывала", (1 Кор. 11.14) — то не ясно ли, что доказательство сие совершенно приличествует не только женам, но и девицам? Быть остриженною столь же постыдно для девицы, как и для замужней женщины (1Кор.11.6). Как природа дает им одинаковое ращение волос, то они должны, в сем отношении, и управляться одинаковым законом, даже и те из них, целомудрие которых защищается девством, потому что первоначально все они названы одним имеем — жены. Израильтяне строго соблюдали сей закон; но если бы они его и не держались, то мы, имея закон усовершенствованный, должны его в точности сохранять. Стало быть, кто хочет, чтобы девицы покрывались, тот прав. Дети, не понимающие еще какого они пола, могут пользоваться преимуществом в своей невинности. Ибо и Адаму и Еве отверзлись очи не прежде как, когда почувствовали они наготу свою, и тогда только поняли они, что им надобно прикрыться (Быт.3.7). Но как скоро наступит юношество, дисциплина должна измениться, подобно как изменяется и природа. Девицы принимают вместе и стан и долг женщин. По-настоящему не должно бы называть девицею женщины возмужалой: возраст сей последней таков, что она давно могла бы быть замужем.
     Но есть между ими такие, которые посвящают себя Богу. Сии-то особенно обязаны изменить головной свой убор и одеваться подобно замужним женщинам, то есть, носить покрывало. Они должны показываться еще в скромнейшем виде, и всячески таить скрываемое ими ради Бога. Нам надобно относить к Богу все то, что мы делаем единственно по Его благодати, и беречься искать похвалы от людей как бы в вознаграждение за ту жертву, которую один Бог помогает нам приносить. Зачем тебе открывать, молясь перед Богом, то, что ты скрываешь от людей? Разве ты хочешь быть менее скромною в церкви, нежели на рынке? Если ты от Бога получила благодать остаться девственницею, то зачем гордиться тебе, как будто бы ты благодати сей не получила (1Кор.4.7)? Какое влияние надеешься ты произвести на других своею выставкою? Думаешь ли ты привести их на добрый путь, превозносясь таким образом? Но ты сама подвергаешься великой опасности, в которую вводишь и других. Легко дать доступ к себе гордости. Носи покрывало, девственница! Если ты действительно девственница, то ты должна уметь стыдиться и краснеть. Если ты носишь имя девственницы, то избегай взоров мужчин. Никто не должен видеть лица твоего. Одевайся как замужняя женщина и пусть никто не подозревает твоего укрывательства, которое, впрочем, и не укрывательство, потому что ты — супруга Иисуса Христа, и предала Ему свое тело. Повинуйся воле Божественного твоего Супруга. Если Он велит людским женам покрываться, то коль мы паче должны исполнять повеление сие собственные Его супруги.
     Никто да не думает, чтоб уставы Апостолов могли быть отменены какими-либо частными обычаями, на которые опираются люди, утверждая, что не надобно принуждать девиц покрываться. Я, впрочем, не хочу принуждать к тому тех из них, которые упрямятся ходить с открытою главою. Пусть их, если они действительно девственницы, и если то им угодно, употребляют во зло безопасность, даруемую им их- совестью и доброю молвою. Но девицы, уже обрученные, непременно должны носить покрывало, как скоро подали руку жениху и получили от него брачное лобзание. С тех пор все в них перестало уже быть девственным, как то: возраст их по своей возмужалости, плоть их по возрасту, ум по познанию самих себя, стыдливость по полученному ими лобзанию, надежда по целя их желания, душа по ее воле. Что касается до нас, то мы ограничимся приведением в пример только Ревекки, которая, как скоро увидела предназначенного ей мужа, положила покрывало (Быт.24.65).

XVII

     Некоторые христиане, хотя и в малом числе, полагают, что не надобно становиться на колени во время молитвы. Как подобное различие во внешнем богослужении наиболее заметно в церкви, то я надеюсь, что Бог подаст им благодать Свою или перестать отличаться в том от братьев своих, или следовать своему на сей счет понятию, не делая соблазна. Мы, подражая обычаям наших предшественников, молимся стоя в день Пасхи или в светлое Христово Воскресение, как в торжественный радостный праздник, когда воздерживаемся от обнаружения всякой печали и скорби. В следующие затем пятьдесят дней мы исполняем религиозные наши обязанности так же в веселии, отлагая дела до другого времени, дабы не впасть в искушение. Но во дни поста и бдения мы не иначе молимся, как с коленопреклонением, стараясь всячески изъявлять наше смирение: тогда мы не только молимся, но и просим о прощении грехов, совершаем дело покаяния. Что касается до часов молитвы, то тут нечего иного сказать, как, что надобно молиться во всякое время и на всяком месте.

XVIII

     Но каким образом молиться на всяком месте, когда нам запрещено публичное богослужение? "Желаю, — говорит Апостол (1Тим.2.8), — чтобы на всяком месте произносили молитвы..." —где представится случай, или где потребует надобность. Не надобно думать, чтоб Апостолы нарушали сию заповедь, молясь и восхваляя Бога в темнице, где стража могла их слышать, или чтобы Павел упускал приносить святую жертву Евхаристии на корабле в присутствии, может быть, всего экипажа.

XIX

     Относительно часов молитвы, не бесполезно держаться некоторых правил. Я хочу говорить о часах молитвы, вошедших в обычай и разделяющих день как бы на три почти равные части: час третий, час шестой и час девятый (девять часов утра, полдень и три часа по полудни). Часы сии главнейше обозначены в Священном Писании. Дух Святой сошел на собранных в час третий (Деян.2.15). В тот день, когда Петр имел видение о небесном сосуде, представлявшем всеобщность Церкви, он взошел на горницу помолиться в часе шестом (Деян.10.9). Он же с Иоанном шел во святилище на молитву в часе девятом, где пред дверьми нашли хромого от рождения и его исцелили (Деян.3.1-8). Хотя они делали сие, не имея на то положительного повеления, но нам не худо им подражать, и вменить себе как бы в закон оставление дел в известные часы для молитвы. Так поступал Пророк Даниил по обычаю Израильтян. Итак, станем молиться, по крайней мере, три раза в день во славу Отца и Сына и Святого Духа, Которым мы одолжены всем нашим существом. Я не включаю сюда необходимых для каждого из нас утренних и вечерних молитв. Мы не должны ни приступать к явствам, ни ходить в баню, не помолясь предварительно: дух всегда должен очищаем быть прежде тела, равно как веши небесные всегда должны предшествовать земным.

XX

     Если брат твой придет к тебе в дом, то не отпускай его прежде, нежели с ним помолишься. Видя брата, ты видишь Самого Господа. Берегись паче всего отпускать странника без молитвы из опасения, чтобы он не был Ангел Божий. Да не разделяет гость твой плотского твоего хлеба прежде, нежели разделит с тобою молитву твою, которая есть хлеб духовный. По этому он узнает веру твою. Не иначе, как после лобзания мира, сопровождающего молитву, можешь ты согласно с заповедью смело сказать: "мир дому сему!" (Мф.10.12).

XXI

     Ревностные христиане обыкновенно присовокупляют к молитве гимны или псалмы, стихи которых поют попеременно, когда несколько их соберется вместе. Все то, чем мы занимается для Бога и что служит к Его почитанию, само по себе хорошо. Дух исполненный Бога, есть наилучшее жертвоприношение.

XXII

     В сем-то и состоит духовная жертва, заменяющая все древние жертвоприношения. "К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и тупом откормленного скота; и крови тельцов, и агнцев, и козлов не хочу. Когда приходите являться пред лице Мое, — кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои?" (Ис. 1.11-12).Евангелие научает нас тому, чего Господь требует: "...настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине... Бог есть дух..." (Ин.4.23-24). Вот почему Он требует духовного поклонения. Мы бываем истинные поклонники и истинные священники, когда представляем Богу духом нашим молитву, благоприятную Ему паче всего, потому что Он Сам установил ее. В сем состоит жертва, освящаемая любовью нашею, питаемая верою, сохраняемая в своей целости невинностью, озаряемая истиною, очищаемая целомудрием, венчаемая превосходством любви; жертва, которую обязаны мы приносить на жертвеннике Божием среди песней и гимнов, со всем велелепием добрых наших дел. Сею жертвою мы получим все от Бога.

XXIII

     Когда Бог в чем либо отказывал молитве, возносимой к Нему духом и истиною, как Он того желает? Все то, что мы читали и слышали, все наше верование неоспоримо доказывает действенность такой молитвы. Под древним законом молитва могла уже ограждать людей от голода, от пожаров и от диких зверей; но она не была еще образована и освящена Иисусом Христом. Во сколько крат могущественнее молитва христиан? Она не низводит Ангела, яко дух росы шумящей, в огненную печь (Дан.3.28), она не сводит с неба грубого хлеба алчущим, не отвращает от вас никакого страдания; но она подает мужество страждущим и терпение воздыхающим: сила ее умножает благодать, дабы вера ведала, что страдания происходят от Бога и должны быть переносимы из любви к Нему. Древле молитва могла низводить казни на людей, обращала в бегство воинства, лишала землю благотворного дождя с небес. Ныне молитва умеет только устранять гнев Божий: христианин молится за врагов и за гонителей своих. Вы удивляетесь, когда приятная роса сходит с неба по гласу молитвы, которая может низвести с него и самый гром. Одна только молитва имеет силу преклонять и умилостивлять Бога. Но Иисус Христос не предоставил ей никакой власти над злом: все ее могущество состоит в том, чтобы доставлять счастье нам и другим людям. Тут она представляет изображение жизни Господа нашего, Который, во время пребывания Своего на земле, не знал ничего иного делать, как воскрешать мертвых, укреплять слабых, исцелять больных, изгонять бесов, отверзать темницы и разрешать узы невинных.
     Молитва изглаживает грехи, удаляет искушения, останавливает меч гонения. Молитва утешает немощных и увеселяет сильных. Молитва руководствует странствователей, усмиряет грозы и приводит в оцепенение разбойников. Молитва питает бедных и учит богатых воздерживаться. Молитва восстановляет падших, укрепляет колеблющихся и убеждает противящихся. Молитва есть ограждение веры и щит наш против взоров злочестивцев, подстерегающих падение наше, чтоб тому порадоваться. Итак, не станем ходить иначе, как под покровом сего оружия. Не будем забывать во время дня стояний, а ночью бдений наших. Со всеоружием молитвы должны мы защищать знамя нашего Владыки, и ожидать того знамения, которое некогда возвещено будет трубою Ангела.
     Все Ангелы, все твари молятся. Стада скота и звери лесные преклоняют колена, исходя из своих убежишь: они подъемлют чело свое к небу и приветствуют его своим мычанием. Птицы с наступлением утра направляют полет свой к небу: вместо рук простирают они свои крылья в виде креста, и щебечут нечто такое, что походит на молитву. Что мне остается еще сказать на счет сего необходимого долга? Сам Господь молился. Да будет же Ему честь и слава во веки веков!